Мансийский Бумбараш. К 120-летию Тихона Мотышева

100 лет СССР КПРФ-Югра

Каждый человек имеет право на «свою правду». Что бы ни писали философы, индивидуальный опыт – объективен, хотя бы, потому что разворачивается в неподдельном настоящем. Наш герой Тихон Мотышев видел и понимал «правду» других людей. Но, даже прожив со своей страной, со своим народом все трагедии ХХ века, не потерял жизнелюбия, веры в справедливость и в людей. Его воспоминания составлены простым народным языком, в котором читается живой ум, юмор и жизнелюбие автора.

Родился Тихон Мотышев 24 августа 1901 года в деревне Панкутал Туринского уезда Тобольской губернии. Воспитывался у старшего брата в большой семье Вискуновых. «Вот вроде я был главой семьи, то есть местный, остяк, а потому на всю семью мою и давали муки. Получали тогда ее то в Леушах, если завезут, то в Пелыме, куда и ездили на лошади. Платили ясак по одному рублю с охотника и тогда же получали провиант: дробь, порох, капсюли. Вот поэтому и держали меня в семье Вискуновых: даровой работник и кормилец», — вспоминает о годах юности Тихон Ефимович.

С ранних лет Тихон с рыбными обозами бывал в Туринске, Пелыме, Тобольске. В губернском центре на ярмарке до него докатились первые раскаты Гражданской войны. Так, два младших офицера из восставшего чехословацкого корпуса схватили мансийского парня со всей выручкой от проданной рыбы. Разумеется, вопросы у них были вовсе не политического характера, интересовала их исключительно нажива. Молодому человеку удалось сбежать от них и скрыться под высоким берегом Иртыша. Спустя некоторое время, Тихону Мотышеву удалось, с некоторой задержкой вернуться домой, где уже вовсю развернулась революционная агитация. Он, наряду с другими молодыми людьми, стал комсомольцем. Довольно скоро он отправился добровольцем на фронт. Первым же комсомольцам Конды, которые остались дома, повезло существенно меньше: все они были убиты местными богатеями, когда власть в Сибири переходила из рук в руки.

«Я из дома, то есть из Токлована поехал 1 июня, а в Туринск приехал только 1 июля. Целый месяц добирался. Такие вот раньше дороги были. В Туринске опять медицинская комиссия. Мы все, что с Конды, прошли. Здоровые парни были», — вспоминал Тихон Ефимович.

Оттуда красные части были направлены в Семипалатинск, где молодых солдат учили военному делу. «Учения, каждый день гоняют. Жара, пылища, песок. Как только там люди живут? В обед нас всех выстраивают и начинают, как мы говорили, «молебен читать»: агитировать добровольцем в Красную армию. А мы и так добровольцы!».

 

Кроме военного дела большинству новобранцев пришлось учиться читать и писать.

«Неграмотных всех в одну роту собрали. Это еще в маршевой роте было. Вот и учили. Буквари и другие учебники в котомке так и таскали вместе с котелком, кружкой. Как привал, так и учеба начинается. Шибко букварь надоел. Как не учили? Учили. Заставляли, кто не хотел».

После того, как часть была сформирована и укомплектована, ее перебросили на Южный фронт. Двигался эшелон трудно: через голод, холод, разруху, отсутствие топлива. Дрова для паровоза приходилось заготавливать самостоятельно, то есть – рубить в ближайшем лесу. В 1920 году Тихон Мотышев принял свой первый бой. «Как станица называлась? Не помню. Все смерти ждешь. Воевать, так воевать».

Ярким впечатлением в жизни Тихона Ефимовича была встреча с легендарным Львом Троцким. Было это на митинге. «В степи, в чистом поле, сделали высокую трибуну. Митинг проводили представители из Москвы, на машине приехали. Шибко хорошо Троцкий говорил. Народу-то было! Я знаю, что здесь степь, чисто поле, а как вокруг глянул и даже удивился: кругом лес – лес! Оказалось, что не лес это, а войско, пехоты столько на митинг нагнали».

В одном из боестолкновений с частями генерала Якова Слащева товарищи Мотышева были хитростью заманены под удар кавалерии белых. После отступления в часть приехали представители Латышской стрелковой бригады и отобрали лучших из лучших. В числе них был и рядовой Мотышев. Будучи уже «латышским стрелком» пришлось ему и в разведку ходить и «языков» добывать, вооружившись лишь двумя гранатами.

«Пришел Будённый («Удённый») со своим войском. Нас заменили, дали отпуск на семь дней, переформировали. Ох, много наших под Перекопом легло! Махно тут же стоял где-то рядом, всё выжидал: кто победит, на ту сторону и перейдет. У него было пять полков и пулеметы на тачанках. Сильно вооружен был. Но потом Махно сговорили, и он выступил за нас, «за Красну армию». Так и взяли Крым».

Тихон Ефимович стал свидетелем драматического исхода «Белой России» из Крыма. «Как стали мы наступать, так белые на корабли с семьями и со всем богачеством стали грузиться. В Евпатории один-то корабль мы успели захватить, а второй уже отошел, как мы пристань взяли. Хотели его из орудий расстрелять, да командование не дало. И правильно. Там детей было, как цыплят, все палубы облеплены. Я сам видел, как один белогвардейский офицер, как гнал от нас на коне, так в море и заехал. Ехал, пока было мелко, а потом поплыл к кораблю. Мы даже удивились, что и конь к кораблю плывет. Так и приплыли к кораблю сначала он, а потом офицер. И их обоих втащили на судно на наших глазах».

В боях за Крым Тихон Мотышев был ранен. По этой причине от своей части он отстал.  «Пролежал я в госпитале в Евпатории шесть месяцев. Весной утки на север полетели. Привет с утками посылал. Думаю, и сам бы, как утка, домой улетел».

Мысли о доме не покидали красноармейца. Об этом напоминали и друзья-товарищи и … партийное руководство! «Перед нами выступил Михаил Иванович Калинин. Он говорил, что война еще не кончилась, и что мы, солдаты, обязательно должны вернуться. И еще он говорил, что и дома у вас еще всякое будет, и дома вы еще навоюетесь. Так оно и вышло».

После крымских событий, воинское соединение, в котором числился Тихон Ефимович, планировалось перебросить на польский фронт, но этому не суждено было случиться, так как было заключено перемирие. По этой причине красноармеец Мотышев получил месяц отпуска. Вот как он описывает возвращение в родной дом. «Доехали до деревни Василисино. Остановились вместе с попутчиком Василием Васильевичем Вискуновым. Утром тот рано соскочил и побежал к моему отцу. Нашел его и говорит:

— Я тебе разбойника привез!

— Нет, — отвечает отец, — Нам разбойники не нужны. Не то время!

— Да Тихона я вам привез!

— Не может быть, — не верит отец, — У него уж, наверное, косточки давно вороны растаскали».

Вскоре Тихон Ефимович был демобилизован, вернувшись строить мирную жизнь, был немало удивлен, что в новых органах власти – Советах – «засели» бывшие «хозяева жизни», «хитрые мужички», которые еще с царских времен наживались на мансийских рыбаках. Для того чтобы свести их влияние к минимуму, необходимо было организовываться в артель. Началось глухое противостояние. «Кулаков много еще было. Трудновато приходилось», — вспоминал Тихон Ефимович. И тут помог старый знакомец – Михаил Иванович Калинин. Ответ на письмо из тайги прилетело из Москвы в рекордно короткий срок – всего через месяц.

Вместе с общественной деятельностью, своим чередом шла и личная жизнь. Женился Тихон Ефимович на Таисье Евменьевне Селиверстовой, которая время от времени работала по найму в семье Вискуновых. «Дедка Гриша, Григорий Матвеевич, на другой день свадьбы, вдруг увидел, что прямо за озерком гуси сели. И хотя он охотник-то был так себе, да и старый уже, ему тогда семидесятый год шел, схватил ружье, побежал. Приносит пару гусей: «Вот вам, дети, на счастье!»».

Жить все также приходилось у старшего брата отца. На деле выходило, что семья «большака» дополнилась еще одними рабочими руками. Экономические связи на селе того времени были очень запутанными, сложными. Порой, получалось, что эксплуатировали друг друга кровные родственники. Потому и развязка хозяйственных и правовых конфликтов порой случалось очень драматичной. Чтобы уйти от «родственной зависимости», решил Тихон Мотышев съехать от Вискуновых и завести собственное хозяйство. «Тогда мне они выделили пол лошади, — смеется Тихон Ефимович, — Вот и все, что я у них заработал. Лошадь дали, а половину цены я им заплатил. Двадцать пудов муки отдал».

Зажили Тихон и Таисья Мотышевы хорошо. Жизнь улучшалась с каждым годом, дочери росли. Тут бы и конец сказке про мансийского Бумбараша, но вновь пришла война. Сорокалетний председатель колхоза имел «бронь», но вновь пошел добровольцем и воевал геройски. Был ранен. Домой вернулся только в 1947 году.

Тихон Ефимович, в отличие от литературного Бумбараша, вернулся домой и организовывал рыбартели, избирался в туземный Совет, улучшал жизнь своих земляков. После участвовал в Великой Отечественной войне, председательствовал в колхозе, поставил на ноги четырех дочерей и дожил до 87 лет. И не беда, что после сороковых годов совпадений между двумя героями (выдуманным и настоящим) все меньше, ведь повесть Гайдара так и не была окончена.

Добавить комментарий